— Не оряк! — каркнул он заносчиво и совсем другим тембром голоса. — Мяцкай!

— Думаешь мне не наплевать, червяк? — Мужчина продолжил свои хождения и даже не смотрел на собеседника. — Все, что сейчас важно, это как ты посмел посягнуть на то, что я обозначил как принадлежащее мне? И не пытайся солгать, что не почувствовал на человеке моей метки!

— Почувствовал, асраи, еще как почувствовал! Да только ты, видно, позабыл, что здесь, за завесой, другие законы! Тебе не принадлежит и метра земли, по которой она ходила, а значит, не твоя по умолчанию или потому, что на нее упал твой взгляд! Мир Младших — зона свободной охоты, и тут действует только право первенства! А я первым пометил ту аппетитную сучку как свою добычу! Так что посягнул как раз тут ты, асраи! — Наглая усмешка, больше похожая на отвратительный оскал, окончательно наложила маску уродства на лицо недавнего страдальца. Он дернулся, пытаясь вырвать ножи из стен, но потерпел неудачу, и лишь кровь потоком полилась вниз по рукам.

— Даже если бы я и правда был асраи, как мои воины, то и тогда такой жалкий паразит, как ты, не имел бы никакого права по обе стороны завесы притязать на то, что я пожелаю присвоить! Там по праву владетеля, здесь — по праву сильнейшего! Тебе следовало бежать что есть сил, когда ты почуял мою метку. Но я всегда подозревал, что низшие недодемоны вроде вас, оряков, даже тупее животных. Только и способны, что бездумно жрать да спариваться, и слишком безмозглы даже для того, чтобы иметь инстинкт самосохранения.

— Я мяцкай! Я настоящий демон, а не его жалкое подобие, как оряки! — задергался и заплевался словами в ответ прикованный. — И такой же охотник, как и вы! Я выбрал идеальную жертву, она моя по праву первенства! Моя, а не твоя! Я не откажусь от своего, и мне плевать, что и кто ты за завесой!

— Ты смеешь сравнивать себя с нами и называть себя охотником? Ты паразит, у которого нет даже своего тела, хотя бы смертного, живущий, подсасываясь к слабовольным, никчемным, изгадившим свое существование людишкам, и превращающий их в кучку гнили! — голос мужчины зазвучал гневно и мощно, заполняя все вокруг исходящей от него дикой силой, и, кажется, даже стены от этого застонали, вибрируя.

— Зато, в отличие от тебя, я могу с легкостью менять тела, а не вынужден вечность носить на себе уродливые шрамы своих поражений и ошибок! — не испугался его ярости называющий себя демоном. — Наверняка другие асраи с тобой и трапезу не разделят. Побрезгуют твоей кривой рожей, да и в твою постель очереди нет, а то не бросился бы на мое, как голодная собака на сахарную кость! Что, в мире Младших так мало других женщин? Отвали от той, которую хочу я!

— Ничтожество, ты хоть знаешь, с кем говоришь! — не выдержал один из молчаливо до этого стоящих у стены, но собеседник демона остановил его резким жестом, и тот согнулся, бормоча: — Прости, деспот!

— Деспот? Что это за титул такой?! — презрительно выкрикнул прикованный.

— Зачем это говорить тому, кто никогда и не был за завесой? — равнодушно отозвался деспот. — У такого никогда не достало бы сил или смелости пересечь ее и попробовать жить в Закатном королевстве или хоть на его дальних границах. Вот он и питается тут всякими отбросами и дерьмом. И жил бы дальше, ползая в человеческом мусоре, червь, если бы не посмел поднять голову и возжелать того, что родилось не для такого ничтожества!

— Да кому сдалось ваше проклятое Закатное королевство! Я здесь сыт и доволен, и мне не нужно бороться за пищу и территорию с каждой безумной тварью, которыми там все кишит! А от этой суки не отступлюсь! Я был первым! А ты сходи к местным шлюхам, асраи, они, когда увидят деньги, перестанут замечать твои уродливые шрамы.

— Мои шрамы, ничтожный оряк, не порок или недостаток, а свидетельства моих прежних побед и предупреждение каждому, рискующему бросить новый вызов, что я, в отличие от большинства моих соплеменников, воин, готовый побеждать любой ценой и драться так жестоко и кроваво, как только потребуется. Да, я дикарь, оскорбляющий их чувство прекрасного, но тот дикарь, с которым не могут не считаться! Хотя тебе этого знать не обязательно. Ты недостоин потраченного дыхания на разговор с тобой. Я пришел просто казнить тебя за нанесенное мне оскорбление и не буду тратить время понапрасну.

— Я мяцкай! — в бешенстве взревел пригвожденный и рванулся вперед, скалясь и плюясь. — Да что ты можешь мне сделать? Пытай сколько угодно и калечь эту никчемную оболочку, можешь убить, я просто сменю ее на более новую и приду за моей выбранной жертвой снова! А еще я стану охотиться на тебя, асраи, потому что с этой стороны завесы как раз ты жалкий червяк со смертным телом, и я постараюсь сделать многое, чтобы ты это сполна прочувствовал!

— Ты не слушал меня, паразит, — усмехнувшись, ответил мрачный пришелец. — Я всегда добиваюсь победы во всем, за что бы не взялся, и чего бы это не стоило. И я не асраи, я дини ши!

— И о чем мне это должно сказать? — мгновенно насторожился мяцкай.

— О том, что я, всегда иду до конца!

Деспот сделал знак остальным, и они поднесли нечто, укрытое поблескивающим покрывалом, которое при ближайшем рассмотрении было круглым латным полотном, скорее всего, серебряным. Огромный мужчина сделал такой долгий глубокий вдох, что рубашка затрещала на его грудной клетке, и сунул внутрь этого странного свертка правую руку. Что-то громко лязгнуло, и он содрогнулся всем телом. Послышалось неприятное потрескивание, и ему вторило болезненное шипение мужчины. Он мотнул головой, и остальные почти шарахнулись от него, сдергивая с руки металлическое плетение и обнажая взглядам некое подобие массивного кастета или железной перчатки без пальцев, накрывающего теперь почти всю тыльную часть руки деспота. Странный предмет был сплошь покрыт выпуклыми знаками и медленно менял цвет с черного на красный, одновременно распространяя вокруг жар и запах паленого мяса.

— Что это такое? — голос мяцкая тут же опять сорвался на истерический визг, и он забился еще сильнее, чем раньше, но, похоже, ему больше никто ничего объяснять не собирался.

— Ты ведь знаешь, что у моего народа нет способности прощать обиды и миловать врагов. А еще мы физически не выносим, когда кто-то посягает на то, что считаем своим. Отобрать у нас что-то можно, только убив. Никто из тех, кто нанес мне оскорбление, не выжил, жалкое подобие демона. Никто из тех, кто посягнул на мое, словом или возложением рук, не выжил. И никто из них не смог бы сказать, что смерть спустилась к ним на мягких крыльях.

Странный кастет совершенно раскалился, и комнату наполнил шипящий звук и тошнотворный запах горящей заживо плоти.

— Приговариваю тебя к истинной смерти! — прорычал деспот сквозь сплошной истошный вопль демона и впечатал пылающий металл прямо ему в лоб. — Ты навеки прикован к этому телу, впаян в его кости. Приговариваю чувствовать все, что мог бы чувствовать тот, кто был в нем рожден. Твои последние часы будут очень насыщенными!

Крик мяцкаи стал почти ультразвуком, и стоящие позади полуобнаженные мужчины согнулись, зажимая уши и почти падая на колени. Не мешкая, деспот поставил вторую печать прямо в район диафрагмы демона. И тут же наступила тишина, и он перестал биться. Деспот же с грубым стоном стряхнул артефакт, который уже успел сжечь его кисть до костей. Метал звонко запрыгал по полу, постепенно остывая и угасая. Помощники ринулись к своему хозяину, но он снова остановил их рваным движением здоровой руки. Сунув больную кисть в карман, он отвернулся и пошел к двери.

— Замыкающую печать верните на место! Вытащите из него воспоминания о каждой жертве и заставьте пережить их мучения, верните каждую каплю этому паразиту. А потом пусть он сдохнет. Не слишком торопитесь с последним!

Глава 17

Больше часа просидела в кабинете следователя, упорно глядя на свои руки, сложенные на коленях, и стараясь не поднимать глаза выше, чтобы случайно не наткнуться опять на ужас, изображенный на фото. Амиранов и не подумал их убрать и совершенно безразлично взирал на то, как меня скручивает в сухих спазмах после увиденного. Как только я смогла дышать, то заявила, что говорить не стану, пока не приедет адвокат, и он, равнодушно пожав плечами, уселся напротив.