Я резко села на постели. Аня, это что еще за мысли? Какой, к черту, ребенок? Зачем? Откуда это вообще? Вот что значит позволить себе отключить разум и примитивно потрахаться, как как ведомая инстинктом течная сучка. Вот тебе и все остальные примитивные инстинкты вылезают следом, вроде стремления размножаться. Дурость какая!

В комнате не осталось никаких следов пребывания моего внезапного любовника, кроме бардака на главном поле боевых действий, то бишь диване. Наклонившись, хотела понюхать постельное белье, но шарахнулась, ощутив, как обнаженной груди коснулось что-то холодное. Поднявшись, увидела в складках простыни увесистое ожерелье, на довольно массивной цепочке с крупными, гладкими розоватыми камнями. Едва взяв в руки, поняла, что оно не может быть ни бижутерией, ни драгоценным новоделом, пусть и очень искусным. Одного прикосновения к витиеватой золотой вязи на странного дизайна подвеске хватило для осознания — этот предмет создан давно. Скорее всего, очень давно. Не нужно быть экспертом, чтобы понять, как от некоторых предметов буквально фонит временем и заоблачной дороговизной. И это был как раз тот случай. Я смотрела, как преломляются первые утренние лучи, проходя сквозь камни, и испытывала двоякое ощущение. Любуясь потрясающей работой безвестного ювелира, хотела иметь только для себя эту красоту, почувствовать, как прохладный благородный металл ляжет на мою кожу, как согреется ее теплом, становясь будто частью меня. Но в то же время и хотела отбросить, не дотрагиваться больше, потому что украшение излучало странную отталкивающую энергетику, будящую во мне нечто сродни алчности, жажды обладать им ради самого обладания. И от этого где-то под сердцем разливалась ледяная лужица дискомфорта. Посмотрев еще раз, я обвела взглядом комнату и вдруг разозлилась. Эта дурацкая побрякушка с, наверняка, астрономической стоимостью как будто самим фактом присутствия в моем доме делала все окружающее каким-то убогим, что ли. Я жила вполне себе в достатке, у меня было все необходимое, удобное, практичное, но проклятая вещь родом из мира роскоши будто насмехалась и обесценивала все вокруг. Как по волшебству обращала минимализм и привычную гармонию моего дома в почти унизительную убогость. Вскочив, я бросила ожерелье на туалетный столик. И какого, собственно, черта! Написать записку перед уходом или сказать пару слов он не мог, зато одарил от щедрот своих.

— Еще бы баксы веером на подушке оставил, — пробормотала, шагая в ванную.

Отдаю себе отчет, что накручиваю на пустом месте, но справиться с эмоциями так сразу не выходит. Любые подарки, тем более столь дорогостоящие, это уже своего рода обязательства. Они, на мой взгляд, допустимы, когда люди состоят в серьезных отношениях, эти самые обязательства подразумевающие по умолчанию. А так это больше отдает платой за хорошо проведенную ночь. А я, может, и повела себя легкомысленно и произвела неправильное впечатление, но продавать себя точно не собираюсь. Мне нужен любовник, да. Пусть даже такой, который будет приходить на несколько часов и исчезать в неизвестном направлении, как только мы закончим. А вот спонсор и папик мне совсем ни к чему. Особенно такой, что будет появляться на моем пороге внезапно, когда ему вздумается, не считаясь с моими планами, причем с неуместными вопросами и претензиями и оставлять после своего ухода презенты, компенсирующие, на его взгляд, доставленные неудобства.

Приняв душ, я немного успокоилась, но все равно теперь была твердо намерена вернуть подарок Григорию и поговорить нормально, расставив все по местам между нами в его следующий приход. Если он случится, конечно. Само собой, нет ничего проще, чем прийти в их офис и вернуть раздражающую вещь. Но выглядеть женщиной, которая, пару раз переспав с мужчиной, начинает появляться везде и всюду и мозолить ему глаза, всячески заявляя об имеющейся между ними связи, я не хотела. И понятно, один визит ничего такого не значит, но… нет. Я не стану этого делать. К черту! Если и правда больше не появится, то отправлю с курьером это дурацкое ожерелье — и дело с концом. И хватит об этом думать! Оно всего лишь вещь, металл и камни, а я на них уже мысленно взрастила целый сад из эмоциональных хитросплетений. Не делала так раньше, так и не стоит начинать!

— У тебя есть проблемы гораздо серьезнее, Ань, — укоризненно сказала себе в зеркало, торопливо одеваясь перед ним.

Выбравшись из машины на парковке перед офисом, я почти бегом помчалась внутрь. Терпеть не могу опаздывать. Но едва шагнула внутрь, мне в лицо буквально ткнули микрофоном и окружили гомонящие незнакомые люди.

— Госпожа Коломина, это правда, что вы главная подозреваемая в деле о жутком убийстве Комарова? — практически заорал какой-то лощеный придурок с еще одним микрофоном в руке, на котором был виден логотип какого-то канала, пытаясь оттолкнуть остальных таких же нахалов.

Я опешила и, оступившись, упала бы, если бы кто-то решительно не схватил меня за локоть, вытаскивая из толпы. Обалдело оглянувшись, я увидела одного из наших молодых секьюрити, который практически волок меня куда-то, грубо отпихивая бесцеремонно лезущих репортеров. Второй, широко расставив руки, пятился, прикрывая нас со спины и не давая снова налететь, как стае воронья. Но это не мешало им орать какую-то безумную чушь.

— Коломина, вы были любовниками с Комаровым и не смогли простить того, что он вас бросил? — Что? — Может, он вас преследовал, и вы наняли кого-то убить его? Он насиловал вас как других? Как долго вы состояли с ним в связи? Вы знали о коллекции его порно фильмов с реальными изнасилованиями? Это из-за вас он бросил вторую семью? Вы есть на видео? Коломина, как это — собственноручно кого-то кастрировать? — И я думала, что Амиранов беспардонная скотина?

Они все толкались и орали, перебивая друг друга и осыпая меня все более хаотичными и взаимопротиворечащими вопросами. Наконец, охранник дотащил меня до пожарной лестницы, вместо лифта, а второй заблокировал и запер за нами вход.

— Кто, черт возьми, все эти люди и что они делают в фойе нашего офиса? — еще не отойдя от шока, пробормотала я, увидев там мрачного Владимира, явно поджидающего нашего появления.

— А ты считаешь, что было бы лучше, если бы вся эта толпа суетилась снаружи и привлекала еще больше внимания? — сухо ответил он, переложив какую-то папку из одной руки в другую.

— Нет, конечно. Но что они вообще тут делают?

— Выполняют свою работу, как я понимаю. А вот от кого они все узнали, в том числе и где тебя можно легко найти, вот это вопрос действительно меня сильно занимающий.

— Может от следователя, — предположила я.

— Вряд ли, — нахмурился он еще больше. — Я почти уверен, что это с подачи нашего серпентария, но боюсь, что ни доказать, ни наказать за это не могу. Подлые сучки!

Кстати, о подлости. Сейчас, когда немного отошла, тут же вспомнила о том, как поступил сам Владимир.

— Ты, правда, перевел Комарова, а не уволил? — понизив голос, спросила я, оглядываясь на секьюрити за спиной.

— Считаешь, сейчас самое время об этом поговорить? — тут же окрысился мой начальник, но глаза отвел.

Я сжала зубы, стараясь осадить закипающую снова злость. Вот ведь скотина!

— Да чего уж теперь об этом разговаривать!

— Аня, слушай, ну я же не думал, что все так закрутится! Наоборот, хотел, чтобы все, так сказать, были довольны. Тебе Комаров больше глаза не мозолил бы, и он вроде как не на улице и зла на тебя не держит.

Я вспыхнула от негодования и, сжав кулаки, шагнула к своему директору.

— А с чего бы ему на меня зло держать? Это я к нему приставала? Я его лапала? Я его едва не убила в подъезде собственного дома? — не сдержавшись, почти заорала я.

Он откровенно шарахнулся от меня, и я заметила кратко мелькнувшую тень настоящего страха на его лице. И не знаю уж почему, но такая реакция доставила мне хоть и злобное, но удовольствие.

— Ну, теперь-то мы не узнаем, чего там между вами на самом деле было. Его не спросишь! — справившись с собой, Владимир скривился, как от кислятины, все так же глядя куда-то в стену сбоку. — Ясно дело, что он был гребаным извращенцем, но ведь почему-то именно тебя он выбрал, если сам выбирал. У других к нему претензий не было. И теперь, когда все концы в воду, кто знает, что вас связывало!