Желудок тут же напоминает о том, что вчера ужина ему так и не досталось, так что вопрос где есть мне совершенно не принципиален. Просто бормочу «спасибо» и усаживаюсь на одну из подушек. Беру первый ароматный кусочек мяса и готова проглотить его, наверное, даже не разжевывая, но в этот момент Григорий хватает меня за руку. Замираю в ожидании очередных неприятностей, судорожно обдумывая, чем их могла спровоцировать. Но Григорий просто аккуратно кладет ломтик странного фрукта поверх и, отпустив мое запястье, повелительно кивает. Я подчиняюсь, и повторяется вчерашняя история с водой. Два совершенно разных вкуса растекаются по моему языку, противоборствуя и смешиваясь, создавая сотни непередаваемых нюансов, которые я не смогу теперь забыть никогда в жизни. Слово «восхитительно» не передает и малой толики ошеломляющего впечатления от этой, казалось бы, простой пищи. Какой-то органолептический оргазм! И скрыть свою реакцию на это великолепие просто невозможно. Застонав, я прикрыла глаза от наслаждения, совершенно непристойно облизывая с пальцев последние капли. Боже, это настолько хорошо, что почти чересчур. Еда не может, просто не должна вытворять такое с человеком.
— Что это такое? — удивленно шепчу, едва отойдя. — Почему со мной это происходит?
— Это потому, что пища моего мира очень отличается от примитивной еды мира Младших, — снисходит до пояснений Григорий, хоть голос у него и хриплый, и раздраженный, и он быстро отворачивается, как будто ему и смотреть на меня противно. — Со временем ты привыкнешь. Возможно.
— У всех, кто пробует ее, такая реакция? — я положила в рот новую порцию и снова не смогла сдержать долгий стон удовольствия. — Это просто непередаваемо!
— Обычно реакция гораздо более… бурная, — уже почти огрызается он, и я решаю отстать от него с вопросами.
Продолжаю есть, стараясь сдерживаться изо всех сил, а Григорий так и стоит спиной ко мне у входа, вроде совершенно вроде безучастный, но я замечаю, что он наблюдает за мной, чуть обернувшись через плечо.
Когда заканчиваю, то блюдо вместе с остатками пищи исчезает прямо из моих рук, как и подушки, ковры и шатер. Валюсь набок на траву прямо под взглядами ухмыляющихся Алево и остальных. Мгновенно вспыхивает злость. Еще бы, это наверняка жутко забавно — обойтись с тем, для кого магия в новинку, подобным образом, прямо обхохотаться можно! Но свой порыв я осаждаю и быстро поднимаюсь, глядя только на Григория и игнорируя остальных.
— Спасибо, было очень вкусно, — сдержано говорю, подхожу ближе и, сомкнув перед собой руки, протягиваю ему: — Прикажешь связать меня снова?
Смиренно, насколько умею, смотрю в центр его груди и внутренне усмехаюсь. Давай, покажи свой характер, Гриша.
— В этом нет необходимости, — отмахивается он, и я едва скрываю облегченный вздох. Ну да, связать меня сейчас, когда сама практически предложила, это как согласиться в чем-то со мной. Разве деспот пойдет на это?
Трогаемся в путь в прежнем порядке: впереди Григорий, я за его спиной, рыжий и красавчик в паре метров с обеих сторон, а Алево замыкающий. Оглянувшись, ловлю на себе пристальный взгляд блондина, и он усмехается, одобрительно кивнув на мои свободные сейчас руки. Хотя одобрение мне и могло просто почудиться.
Несколько часов, пусть обливаясь потом и пыхтя, но мне удавалось поддерживать темп, заданный мужчинами. Но потом я стала осознавать, что реально готова свалиться в любой момент. Никто не разговаривал по пути, и вообще мужчины выглядели более напряженными, чем вчера, и буквально сканировали глазами начавший редеть лес. Деревья стали тоньше и меньше, а большую часть пространства занимали большие кусты, буквально усыпанные огромными цветами, меняющими интенсивность оттенков от нижней части до верхушек. Я рассматривала их, когда мы проходили мимо, пытаясь отвлечь себя от того, сколько мне уже требовалось усилий для элементарного переставления ног.
Григорий остановился так резко, что я просто врезалась в него, не успев среагировать.
— Сделаем остановку, — сказал он, обращаясь, само собой, не ко мне, а к остальным, и снова исчез где-то в зарослях. Но мне было все равно, я просто отошла на пару шагов и рухнула, привалившись спиной к ближайшему дереву. Алево никак не проявил эмоций и расположился неподалеку от меня, а вот рыжий и Хоуг стали нетерпеливо вышагивать вокруг, бросая в мою сторону очень недовольные взгляды. Но плевала я на них! Черт возьми, наверное, мое дыхание не придет в норму и спустя неделю! Почему кто-то, обладающий способностью создать все нужное из воздуха, не может сделать хоть какой-то примитивненький транспорт? Моя сугубо городская натура протестовала против такой нещадной эксплуатации нижних конечностей.
Как ни странно, но силы возвращались очень быстро, и где-то спустя полчаса я ощущала себя совершенно отдохнувшей. А еще у меня обозначилась интимная проблема, но объявлять о ней вслух не хотелось, потому как ничего, кроме насмешек, я не ждала. Рыжий и красавчик присели на корточки перед Алево и что-то негромко обсуждали, не глядя на меня. Тихонько поднявшись, решила отойти совсем недалеко, в надежде управиться раньше, чем они заметят, что вообще отходила.
Ближайшие кусты показались подходящим местом. Зайдя за них, я присела, тревожно оглядываясь, так как быть застигнутой врасплох с голой задницей в такой момент не особо приятно. Поднявшись, я осмотрелась. Все кусты вокруг были одинаковы — темно-красные, густо-фиолетовые или ярко-синие цветы ближе к корням становились бледно-розовыми, светло-лиловыми или почти белесыми к верхушкам. На каждом отдельном растении один основной цвет. Но вот один куст отличался. Он был пестрым. Кажется, все возможные на свете цвета и оттенки уместились на лепестках покрывавших его соцветий.
Шагнув поближе, я засмотрелась, испытывая острое желание потрогать. Как вдруг все это яркое великолепие пришло в движение, сорвавшись с ветвей и взвившись над моей головой. Каждый цветок оказался крошечным человекоподобным существом, а яркие лепестки были их крыльями. От неожиданности я вскрикнула и хотела отшатнуться. Но ничего не вышло. Ноги мгновенно оказались оплетены тонкими, но прочными, как проволока, корнями, которые стремительно затягивались, уже причиняя боль. А потом летающие цветы атаковали меня с поразительной для столь хрупких и прекрасных созданий силой и злобой. На меня буквально обрушилась жалящая и рвущая кожу лавина, залепляющая рот и ноздри, лишающая воздуха, ослепляющая и оглушающая истошным пронзительным писком. Даже если бы я и захотела теперь закричать — это уже было невозможно. Рывок за ноги, и я валюсь на землю, а руки тоже захлестывают цепкие корни. Боль стала просто ослепительной, и сознание стало мутиться. Я начала терять сознание, даже не успев достигнуть пика собственной паники. А потом все резко прекратилось. Крохотных визжащих убийц будто волной смыло оглушительным ревом уже знакомого мне огромного зверя. Едва разлепив глаза, увидела, как он в бешенстве рвет когтями и гигантскими зубами проклятый куст. В считанные секунды на его месте оказалась просто куча взрытой влажной земли и изломанные ошметки веток. А угольно-черный монстр развернулся и, шагнув ко мне, жутко оскалился и зарычал так, что я будто заледенела, моментально забыв о пережитой опасности перед более реальной.
— Прости, деспот, мы следили, но не ожидали, что ее понесет знакомиться с гилли-ду! — голос Алево был по-настоящему испуганным и виноватым.
Злобно рявкнув на него снова, зверь развернулся и исчез в чаще в один прыжок.
А Алево быстро поднял меня с земли и, проведя пальцем по окровавленной щеке, раздраженно покачал головой.
— Очевидно, с моей стороны было ошибкой дать тебе послабление в виде иллюзии уединения, голем. Тебе же говорили, что вокруг все кишит любителями сожрать таких любопытных дур, как ты! Хотя ты, наверное, единственная из знакомых мне, кто умудрился чуть не умереть от лап этих мелких поганцев гилли-ду! Похоже, у тебя особый талант!
— Вы не говорили, что цветов тоже нужно опасаться! — слабо огрызнулась я, позволяя ему себя умыть выуженной из воздуха влажной мягкой тканью.