— Маленькая поправка! Моя жизнь и есть хуже некуда! — при этом я все же удосужилась мысленно просканировать собственное состояние и была вынуждена признать, что физически я была действительно в порядке. Ничего не болело, нигде не саднило. Вот только было ощущение, что в центре груди зияла огромная сквозная дыра, через которую из тела утекали последние остатки внутреннего тепла, никакого отношения к телесному здоровью отношения не имеющие. Но от этого оно для меня было не менее реально, чем могла бы быть кровоточащая рана.

— Да ладно! А вот все остальные тут так не считают! — легкомысленно пожала плечами Эбха и дернула головой со своим сверкающим гребнем. — Вы с архонтом прошлой ночью в Фир Болге были самыми шумными. Прямо у-у-ух, аж завидки берут! После твоих криков удовольствия даже те кадани, что не решались претендовать на постель архонта, вручили Лугусу свои предлагающие ленты.

Вчерашний водопад на прощанье показался мне мелочью в это мгновенье. Я резко села и прищурила слезящиеся глаза.

— И что это, черт возьми, значит? — даже сама вздрогнула от откровенно агрессивных ноток в голосе. Аня, ну-ка, вдох-выдох!

— Я знала, что это сработает! — практически промурлыкала мелкая засранка и подсунула к самому моему рту кубок с каким-то теплым питьем, да так резко, что чуть не разбила губу.

— Что ты сказала только что? — я пыталась говорить спокойно, но ничего не смогла поделать с угрожающе-требовательной интонацией, что так и перла из меня. Похоже, агрессия и правда вещь заразная!

— Что тебе нужно поесть и попить! — бессовестно прикинулась тупицей брауни.

— Ты знаешь, что я не об этом, — щурясь, оттолкнула питье, но Эбха упрямо сунула его снова, проливая немного на грудь и напоминая, что я совершенно голая. — Разве все эти кадани, чтобы попасть сюда, не должны быть лично… хм… протестированы вашим архонтом?

При картинках этого самого кастинга, рождающихся в мозгу, остро захотелось все же взять проклятый навязчиво тыкаемый мне кубок и разбить пару голов.

— Знаешь, вообще-то наш деспот далеко не всеяден, в отличие от его асраи и большинства гостей, — теперь она делала вид, что обижена, и поджимала губы. Господи, да ей бы с этими гримасами в цирке выступать, потому как для театра одного актера немного переигрывала.

— И что это, по-твоему, значит?

— Он спал лишь с теми, кто предлагал себя сам. А это делают далеко не все просящие пристанища в Фир Болге.

— Почему?

— Думаешь, я стану обсуждать с тобой глупое поведение кадани, касающееся моего архонта?

Ладно, может, я и не фейри, но вот этот взгляд в сторону и приподнятые брови слишком уж красноречивы.

Я отстранилась, натягивая на грудь покрывало, и сложила руки, всем видом демонстрируя неуступчивость.

— Возможно, я ни черта не понимаю в ваших устоях и обычаях. Очень может быть, что все вы, и ты в том числе, считаете меня слегка слабоумной. Но одно я знаю сейчас точно. Ты явилась сюда и зачем-то затеяла этот разговор. А если начала, то и заканчивай его как-то!

Эбха сверкнула на меня глазами, посопела недовольно, но потом сжала маленькие кулачки и сказала:

— Эти уриски безмозглые… большинство из них считают его слишком необузданным, примитивным и требовательным в постели. Говорят, после ночи с ним вынуждены пару дней отказывать прекрасным асраи, потому что слишком вымотаны.

Ну, по поводу необузданности и требовательности я полностью согласна, но что-то не была готова отнести данные качества к недостаткам, учитывая, что и отдача у Грегордиана запредельная. Или мои запросы были слишком простоваты и непритязательны для местных искушенных дамочек? Не суть. Выходит, эти кадани сами приходили в дом мужика, жили под его крышей в сытости и безопасности, занимались, по сути, проституцией или решали прочие свои проблемы, как ни поверни, и при этом быть полюбезнее с хозяином не считали нужным? С кем угодно, но не с ним? Да, деспот, ты и правда был весьма популярен у своих подданных. Даже у шлюх. И почему только у меня от этого столь двойственное чувство?

— Не верится мне, что деспот спокойно переносит подобное пренебрежение к своей особе, — усомнилась, тут же вспомнив в сколь ультимативной форме меня он поставил в известность о том, что буду его любовницей, и это еще до того, как я стала для него големом. Не похоже, что этот мужчина вообще знал, что такое отказы.

— Какое еще пренебрежение? — возмущенно фыркнула Эбха. — Думаешь, он удостаивает посещением постели всех тех, кто ему себя предлагает? Как бы не так!

Зародившееся во мне легчайшее сочувствие к нелегкой мужской доле Грегордиана мгновенно рассеялось. Вздохнув, все же взяла кубок из рук Эбхи и понюхала. Вообще никакого запаха. Медленно выпила все. Вкуса тоже никакого, только густая консистенция вроде киселя, но при этом как-то моментально полегчало. Огляделась и заметила блюдо с едой. Завернувшись в покрывало, взяла его на колени и кивнула, намекая на угощение нервно кусающей губу Эбхе. Она замотала головой и продолжила молча наблюдать, как я ем. Неуютно было поглощать пищу под столь пристальным наблюдением, но, видно, я к подобному начала уже привыкать, и к тому же пусть дозревает.

— Сразу семь кадани желают испытать себя с ним прямо сейчас, — наконец, не выдержав, произнесла она драматическим тоном. — Позже их может стать больше.

Сучки бесстыжие! Кусок встал мне поперек горла, но я жевала и усиленно глотала, не позволяя прорваться наружу закипающему раздражению. Ведь именно его и добивалась моя собеседница. Вот знать бы зачем.

— Ну что же, выходит, у архонта нет недостатка в женской ласке, — прокомментировала и посмотрела в окно.

— Ты ничего не собираешься с этим сделать? — возмутилась брауни.

— Я тебя, Эбха, не знаю совершенно. Но и ты понятия не имеешь, какая я. И ничего у тебя не выйдет. Во-первых, мне наплевать на то, кто там, что и как твоему архонту предлагает. Во-вторых, даже если бы это было не так, что толку-то?

— Ты должна отдать Лугусу и свою ленту и велеть передать деспоту! — вскочив, притопнула ножкой Эбха.

— Слушай, а тебе не кажется, что прежде чем посоветовать кому-то стать шлюхой, подносящей себя тому, кто об тебя ноги вытирает, можно было бы хоть ради приличия светскую беседу по душам на пару часов устроить? — резко поднявшись и почти швырнув блюдо на столик, подошла к окну, остро нуждаясь в том, чтобы хоть немного удержать кипящие эмоции внутри.

— Ты меня разочаровываешь! Считаешь себя слишком особенной, чтобы предложить себя мужчине, как и остальные? — с досадой выкрикнула Эбха.

— Кому-то из этих ваших кадани светит быть убитыми в угоду каким-то непонятным целям вашего архонта? Нет? Ну, тогда я и есть особенная!

Развернувшись, я, однако, увидела, что говорю с пустотой. Эбха исчезла так же неожиданно, как и в прошлый раз.

— Ты просто чудо, а не собеседница! — крикнула я воздуху, и именно этот момент выбрал Лугус для своего появления. Естественно, без стука.

Мужчина обвел все отведенное мне помещение быстрым цепким взглядом и даже, чуть пройдя, глянул в открытые двери ванной.

— Ты всем довольна? — спросил он, не утруждаясь приветствием, и я поплотнее стиснула покрывало на своей груди.

Даже интересно, если бы уточнила, относится его вопрос к моей жизни в принципе или к бытовой устроенности в частности, выражение его лица хоть немного поменялось?

Почему мне казалось, что я ему чрезвычайно не нравлюсь? Не то чтобы с момента попадания за Завесу это было чем-то новым для меня. Вроде и лицо его — просто эталон маски бесстрастности и равнодушия, что по сути являлось точкой нулевого отсчета. Вот только мне казалось, что его ноль однозначно склонялся к минусу, а не к плюсу относительно меня. И так же, как с Сандалфом, подмывало спросить «на какую чертову мозоль я тебе наступила?». Но, учитывая всеобщее местное стремление к честности и откровениям, я бы не ожидала нормального ответа. До сих пор хоть и примитивные, но сколько-то внятные реакции мне удалось уловить только у Грегордиана. Только все дело в том, что прочитать и узнать эмоцию в его случае абсолютно не означало понять ее корни или спусковые крючки, способные ее спровоцировать или свести на нет. Очень могло быть, что причина моего непонимания состояла в недостатке знаний об истинном положении вещей. Но вполне возможно, что проблема заключалась в том, что привычная мне логика была абсолютно чужда этому миру и стоило либо отказаться от заблуждения, что я вообще смогу когда-нибудь это понять. С другой стороны, разве раньше в мире, что считала своим, мне не случалось констатировать факт чьей-то полной неадекватности? И даже пусть не всегда лично, пусть это упоминалось в новостях, в болтовне сослуживцев, к которой не прислушивалась обычно, но однако же! Разве не бывало, что вполне себе нормальные люди иногда совершали иррациональные поступки? Что же говорить о мире, где отсутствие рационального зерна заложено изначально?